| Русь Великая |
|
| Символика Руси Великой |
| ▼ Государство русское |
| ▼ Законодательство |
| Русские СМИ |
| ▼ Я - русский |
| История Руси |
| ▼ Русская религия |
| ▼ Культура Руси |
| Славянская энциклопедия |
| Чужие |
| Ссылки и форумы |
Без разрешения dazzle.ru использование материалов запрещено. Ставьте, пожалуйста, гиперссылку.
Андрей Смирнов, Санкт-Петербург,
письмо в газету «Пенсионер и общество»
[на нашем сайте, как и на еврейских, фамилии евреев выделены синим]
Уважаемые друзья!
Я человек достаточно молодой, до пенсии мне ещё очень далеко. Но Вашу газету читаю от начала до конца. Она того заслуживает! Хочу поделиться некоторыми своими соображениями по поводу современной литературы. Книг сегодня не просто море – целый океан! Попробуй разберись, на что стоит тратить драгоценное время быстротекущей жизни, а от чего лучше отказаться.
Мы, жители северной столицы России, зачастую идём вслед за Москвой. Покорила Москву Маринина – и мы читаем. Вырвалась вперёд Донцова – и нам интересно. Поразила москвичей Полякова – и мы начинаем покупать её книги.
При этом не обращаем внимания на высокомерные высказывания интеллектуальных снобов: это не литература, это чтиво для поездок в транспорте.
Подразумевается, что где-то есть что-то, что можно назвать настоящей литературой. Истинной литературой. Подлинной литературой.
Между тем моё случайное посещение нынешней весной очередной Московской выставки-ярмарки «Книги России» заставило меня усомниться в том, что такая литература существует в границах Москвы. За её пределами – да, безусловно, существует. Достаточно было послушать Валентина Распутина. Согласитесь: ведь он не устарел! Я говорю о творчестве Распутина.
Но вот слушаю Людмилу Улицкую. Гонора у неё – на троих хватит. Когда Улицкую спросили о её месте в современном литературном процессе, она достаточно ловко подставила рядом со своей – фамилии Донцовой и Марининой. Потом дала понять, что всем троим – и вообще всем пишущим – надо учиться у Людмилы Петрушевской. Может быть. Но ведь востребованность Донцовой и Марининой на книжном рынке – фантастическая! А тиражи Улицкой относительно невелики.
И всё равно: дай, думаю, прочитаю, ведь не всё то золото, что блестит.
Попалась мне книга рассказов «Сквозная линия», где на последней странице обложки вечный номинант Нобелевской премии К. Кедров утверждает: «В подцензурных условиях о родителях героев Улицкой что-то прорывалось в прозе Паустовского, Каверина, Катаева. Литература в России – это ещё и летопись жизни интеллигенции. Обвинённая ныне в тысяче несуществующих преступлений, ошеломлённая и ошельмованная интеллигенция сегодня молчит. За неё говорит Улицкая».
«О родителях героев Улицкой» – с ума сойти от таких оборотов! А ведь человек, кажется, до сих пор в Литературном институте преподаёт.
«Что-то прорывалось…». Великолепное наследие Паустовского, Каверина, Катаева и других наших писателей – это отнюдь не закованное в наручники или окаймлённое глыбами нечто. Это прекрасная литература, до лучших образцов которой не один Севела пока не дорос. И вряд ли дорастёт.
«Ошеломлённая и ошельмованная интеллигенция…» – звучит эксцентрично. Но ложь – абсолютная!
Впрочем, интеллигенция бывает разная. Если вся она, по мнению Кедрова, сегодня молчит, посмотрим, что за неё говорит Улицкая.
А говорит она то, что хотят услышать о нас, русских, люди «западной культуры». Или – ближневосточной. Писательница и впрямь оказалась талантливой. И очень умело вмонтировала в ту или иную канву повествования комья засохшей грязи. В отношении нас с Вами. Вот потому, видимо, некий заокеанский дядюшка и дал команду наградить Улицкую престижной премией и перевести на разные языки.
Помните, как Севела признался: бедствовал он в эмиграции, пока не раздался звонок некоего незнакомца, который дал понять, что отныне у него все проблемы останутся в прошлом. Так и вышло: вслед за премией Арта Бухвальда посыпалось всё, о чём Севела и мечтать не мог.
Об Улицкой в России услышали только тогда, когда она нашла некоторое признание на Западе. Увы, стиль и язык её произведений не выделяются чем-то особенным. Более того: просто уступают многим и многим современным авторам. Лет пятнадцать назад я с наслаждением читал рассказы киевского прозаика Якова Лотовского. Куда Улицкой до него! Где он сейчас, что с ним – я не знаю. А Улицкая на виду. На плаву. Вот что она говорит за интеллигенцию, которая, по мнению её протеже Кедрова, сегодня молчит:
- А ты за три рубля не сосала у трёх вокзалов? А на хор тебя не ставили? А в подъезде ты не давала? Да, я Люда из Москвы! Королева, ебена мать! Только я не Люда и не из Москвы! Я Зоя из Тулы! И профессоров у нас в родне не было. Прислугой в профессорском доме у евреев – да, работала! (рассказ «Счастливый случай»).
Бесконечные вариации пресловутой «Интердевочки» давно уже никого не трогают. Зато Улицкая эту тему продолжает эксплуатировать. Как будто исправно выполняет чей-то заказ. Кстати, «Интердевочка» не обнажала явление. Она его сформировала! Мыслеформы авторов книги и фильма ворвались в реальную жизнь и захлестнули её, увеличив степень мерзости явления.
В рассказе «Второе лицо» речь идёт о некоем коллекционере Евгении Николаевиче. Редкостная сволочь, надо сказать! Едва ли не всех своих дальних и ближних родственниц в постель тянет, а вдень своего семидесятилетия ухитрился поиметь и жену, и секретаршу. И в восемьдесят отличился:
«Был Серёжа молодой, на четыре года жены моложе, и не подозревал он восьмидесятилетнего старика, которого, кстати, в глаза не видел, в сексуальной прыти. А Лена не успела и рук вытереть, как Евгений Николаевич обхватил её самоварную задницу… Они не часто виделись, давние любовники. От силы два раза в год. И играли всё в одну и ту же игру – как будто происходит с Ленкой случайность, нечто – ах! Первый раз! И она, юная, потрясённая, шарахается, не очень упорно защищая свою девичью честь».
Сальные эти картинки и мат разбросаны практически по всем рассказам Улицкой. Но в этом рассказе меня, честно говоря, потрясло другое. В молодые годы юриста Евгения Николаевича привлекли к участию в Нюрнбергском процессе. А на старости лет приехал к нему брат его покойной жены: писатель из Германии.
«Оказывается, на дармовых немецких хлебах стал писатель исследовать проблему еврейского имущества, прихваченного фашистами. Заодно всплывали всякие интересные истории и не фашистские, а советские. И на десятой минуте разговора догадался Евгений Николаевич, что этот самый брат имеет к нему интерес возвышенный – хотел про Нюрнбергский процесс порасспросить… Однако приятно – еврейские проблемы его волнуют, а наследство – нет. Бывают же такие идейные евреи. Эммочка попрактичней была!»
Смотрите, какое передёргивание: вполне в духе – Маринина, Донцова и я, Улицкая. Только это передёргивание пострашнее! Свести одним абзацем значение всего Нюрнбергского процесса, всемирного исторического суда над фашизмом, к неким «еврейским проблемам». Да ещё и поставить на одну доску фашистские и советские «истории».
Тут Улицкой не хватило таланта, чтобы тщательнее спрятать комья своей грязи против страны, которая её вырастила, воспитала, дала образование и профессию.
Увы, таких улицких много. Сегодня разочаруются в этой, завтра найдётся другая. И начнут её пиарить до последней степени неприличия.
А зачем? Неужели мы окончательно перестали быть хозяевами в собственном доме? Почему людей с местечковым мышлением пытаются сделать знаменем нашей литературы?
Умер юрист и коллекционер Евгений Николаевич.
«Стол был накрыт богато и старомодно – с блинами, киселём, кутьёй и всеми православными примочками…».
Вот и получается: законченным негодяем может быть только православный. Хотя я лично среди коллекционеров встречал исключительно иудеев. А среди юристов – только атеистов.